Роман про шпионов. В 2-х частях - Александр Травников

Как только представитель из центрального аппарата КГБ нас поздравил с поступлением, и начальник Школы вместе с гостями убыли работать по своим планам, на что всё про всё ушло минут максимум десять, и что нам особенно понравилось, началось другое священнодействие.

Для всех то, что теперь происходило, было полным сюрпризом. В том, что потом произошло, ни тогда, ни даже сейчас, по прошествии стольких лет, никому никакой логики обнаружить не удалось. Никакая аналитика не в помощь. Вероятно, это была судьба. Но уже и сейчас это тем более не важно.

Стали зачитывать список факультета разведки. Фамилия вам ни к чему. Они, как и имена, могли быть любыми. И даже документы могли быть подлинными. Не это важно и интересно.

Просто представьте себе картину. Начальник первого и пока единственного курса факультета разведки школы лично читает список:

– Звание, фамилия, группа, турецкий.

– Звание, фамилия, группа, фарси.

– Звание, фамилия, группа, арабский.

– Звание, фамилия, группа, тайский.

– Звание, фамилия, группа, хинди.

– Звание, фамилия, группа, суахили.

– Звание, фамилия, группа, кхмерский.

– Звание, фамилия, группа, лаосский.

– Звание, фамилия, группа, тагальский.

– Звание, фамилия, группа, кхмерский.

– Звание, фамилия, группа, бирманский.

– Звание, фамилия, группа, амхарский.

– Звание, фамилия, группа, банту.

– Звание, фамилия, группа, хауса.

– Звание, фамилия, группа, иврит.

– Звание, фамилия, группа, индонезийский.

Я даже не сразу и понял, что речь идёт про меня, так завораживающе звучали названия языков мира, которые теперь предстояло выучить за пять лет учебы и знать их в совершенстве.

Индонезийский, так индонезийский.

Но была странность. Дело в том, что мы, те, кто должен был учить индонезийский и японский, были до этого совершенно в другой компании. Разницы особой конечно нет. Но слово разведка звучит круто. Контрразведка – это конечно тоже ничего. Но несколько иной статус. Разведка в Школе, это, считай, те же что и в МГИМО или ИСАА МГУ учатся. Они потому так и общались между собой, и документы им соответствующие, когда надо выдавали, чтобы заранее друг с другом познакомились.

Зато всё самое интересное началось потом. Факультет разведки сменил начальник первого курса Восточного факультета. И начал читать свой список и перечень. И если до этого всем было весело и непонятно, то теперь дальнейшее чтение стало совсем размеренным и без всяких там новаций. Это чтение напоминало неспешное течение реки Янцзы или Хуанхе в их устье, перед впадением в моря Мирового океана:

– Звание, фамилия, группа, китайский.

– Звание, фамилия, группа, китайский.

– Звание, фамилия, группа, китайский.

– Звание, фамилия, группа, китайский.

– Звание, фамилия, группа, китайский.

– Звание, фамилия, группа, китайский.

– Звание, фамилия, группа, китайский.

– Звание, фамилия, группа, китайский.

– Звание, фамилия, группа, китайский.

– Звание, фамилия, группа, китайский.

– Китайский…

– Китайский…

– Китайский…

Слово китайский повторялось и повторялось как оказалось более ста раз. Было ясно, кто у нас главный противник, или природный друг и соратник.

Не знаю, как у кого и где, но это был настоящий китайский синдром.

Правда и здесь не обошлось без приключений.

Монотонность звучащих званий, фамилий и волшебного слова китайский вдруг прервалось неожиданным заявлением с места:

– А я не хочу китайский учить!

Повисла некая немая пауза и все увидели явное удивление на грани растерянности на лице зачитывавшего судьбоносный список распределения языков.

От удивления глашатай будущего и распорядитель судеб растерянно опустил руки и с просьбой на уровне мольбы о помощи повернул голову к президиуму, который и сам в свою очередь не сразу понял, что произошло.

Начальник восточного факультета пришел в себя первым:

– Фамилия?

Услышав звание и фамилию, удивлённо спросил:

– А какой язык Вы бы хотели учить?

– Английский.

– Почему?

– А зачем мне китайский?

– Всё ясно. Не хотите, и не надо. Спасибо. До свидания. Вы отчислены. Покиньте помещение. Проводите товарища, – это генерал уже обратился к своему помощнику. – И чтобы я его больше не видел и не слышал! – добавил он, тихо, выдержанно, спокойно и без всяких эмоций.

И всё. Больше никто и никогда о нём, пожелавшим высказать своё желание учить английский, не слышал и его не видел. Наверное, уехал сразу домой.

Желающих отказаться от изучения китайского языка больше тоже в этот день не было. Все вдруг прониклись важность выбора, сделанного кем-то за них.

Правда потом, бывали случаи, когда несмотря ни на какие старания, некоторым язык так и не дался. Как ни старались, не пошли иероглифы. Но их просто перевели учиться в другое здание, и на другой факультет. Юристы и следователи без знаний иностранных языков тоже были нужны.

Зато это происшествие хоть как-то оживило монотонность происходящего. Тем более, что список, содержащий в себе волшебное слово китайский, еще не был зачитан и на половину. Правда в конце его дополнили словами – корейский и вьетнамский. Но это была капля в китайском море.

После распределения вдруг стало понятно, что есть некая нестыковка. Японцы и индонезийцы были зачитаны в списках факультета разведки, но мы уже месяц обитали в составе, как оказалось, группы восточного факультета.

Всех, кроме индонезийцев, отправили в выделенные каждой группе классы. Кроме нас. С японцами почему-то всё порешали сразу.

Теперь нас семеро индонезийцев сидит в огромном актовом зале. В президиуме на сцене, в гораздо большем количестве старших офицеров и генералов, идёт совещание о том, что с нами делать.

Минут через десять порешили оставить нас пока на Восточном факультете, но считать себя слушателями факультета разведки. Пока! Причём слово «пока» вселяло в нас уверенность в некое светлое будущее и некую избранность, которая всегда сочетается с неопределённостью и её дополняет.

Эта неопределённость продлилась почти пару месяцев. То нас переводили на другой факультет, то возвращали обратно. В итоге вернули к китайцам насовсем.

Не последнем аргументом в этом споре, как оказалось, был и вопрос о том, какая самая мощная и экономически влиятельная диаспора в Индонезии? Китайская? Вот пусть и привыкают к китайцам. Китайскую культуру и историю заодно поизучают. Пригодится. Заодно и японцы пусть тоже остаются на Восточном факультете.

Вот так, на ходу всё и решилось.

К слову о выборе языков, английский язык все равно учили. Только со второго курса. Но и там были свои особенности. Просто после усиленного изучения любого восточного языка, русский акцент в любом европейском языке как рукой снимет. Проверенно практикой.

Глава IV. Китайский синдром в реале

Попал Я на Восточный факультет Школы, где из 10 девять китайцы. Вернее те, кто учил китайский язык. И ни разу не пожалел. Хотя моя страна Индонезия и еще Малайзия, но ни разу не пожалел, что в обучении был китайский уклон.

Приехали однажды ребята с языковой практики. Те, что постарше. На год в то ли Сингапур, то ли в Макао, то ли в Гонконг, то ли на Тайвань с дипломатами ездили совершенствоваться в китайском языке и изучать культуры китайцев. Вот какой интересный случай рассказали. Из раздела национальной психологии это повествование. Хотя, наверное, это характерно для всей Юго-Восточной Азии.

Но вначале анекдот. Политический. Сейчас можно.

Тогда, в конце семидесятых, начале восьмидесятых он, анекдот этот, был вообще сильно популярен. Как и джинсы. Говорят, что его даже Леониду Ильичу Брежневу рассказывали. Он заценил. Ветераны, они вообще юмор ценили и понимали. А у тех, кто за полсотню раз на Малую Землю под Новороссийском под огнём на торпедных катерах сходил, так с юмором и вовсе нормально было. Потому столько и свидетелей, и очевидцев нашлось у него, что с ним лично тогда пересекались. Туда с десантом. Обратно с ранеными. Пока самому челюсть не разворотило. Это вот почему он с такой дикцией был. Только стеснялся рассказывать.

Но вернусь к анекдоту.

Джинсы тогда должны были быть потёрты-потёрты. Мода тогда такая была. На потёртые джинсы.

Вот сидит Владимир Ильич Ленин на ступеньках Смольного и делом занят. В руках у вождя мировой революции большой кусок красного кирпича. Он им усердно и увлечённо трет брюки на бёдрах.

Подходит к нему Феликс Эдмундович Дзержинский, и спрашивает:

– Чем это Вы, Владимир Ильич заняты?

– Леви Страус должны быть Леви Страус, дорогой Феликс Эдмундович! – отвечает Ленин.

И продолжает свой труд.

Так вот. Возвращаюсь к вопросу об особенностях национальной психологии.

Вернувшись с языковой практики, один из изучавших в Школе китайский язык рассказал такой забавный случай.